А вот Энн Брей была у всех на виду. В прошлом году считалась фавориткой в конкурсе "Мисс Новая Англия". А как здорово танцевала она под мелодию "эй, посмотри на меня". И умом ее природа не обделила. Редактор газеты колледжа (еженедельник с множеством политических карикатур и статей, критикующих администрацию), член студенческого драматического общества, президент ньюшейронского отделения Национальной женской ассоциации. На первом курсе, только окунувшись в бурную студенческую жизнь, я обращался к Энн с двумя предложениями: хотел вести в газете постоянную рубрику и пригласить ее на свидание. И в том, и в другом мне отказали.

А теперь она умерла... хуже, чем умерла.

В тот день я, конечно, пошел на занятия, Как обычно кивал знакомым, здоровался с друзьями, разве что более внимательно вглядывался в их лица. Точно так же, как они изучали мое. Потому что среди нас ходил плохой человек, с душою, черной, как тропинки, протоптанные среди вековых дубов, растущих за спортивным залом. Черной, как пушки времен Гражданской войны, едва проглядывающие сквозь пелену наплывающего тумана. Мы всматривались в лица друг друга и пытались найти эту черную душу.

На этот раз полиция никого не арестовала. Синие патрульные машины кружили по кампусу в туманные весенние ночи 18, 19 и 20 марта, лучи фар выхватывали из темноты все укромные уголки. Руководство колледжа ввело комендантский час, запретив покидать общежития после девяти вечера. Парочку, которую нашли обнимающейся на скамейке в декоративной роще у Тейт Аламни Билдинг, отвезли в полицейский участок НьюШейрона и продержали в камере три часа.

Двадцатого поднялась паника, когда на той же автостоянке, где убили Гейл Джерман, обнаружили лежащего без сознания студента. Перепугавшийся до смерти коп загрузил его на заднее сидение патрульной машины, прикрыл лицо картой округа, даже не потрудившись прощупать пульс, и помчал в местную больницу. В тишине кампуса включенная на полную мощность сирена ревела, как свора баньши.

На полпути труп приподнялся и спросил: "Где это я?" Коп завизжал и съехал в кювет. Трупом оказался студент последнего курса Доналд Моррис. Последние два дня он провалялся в кровати с гриппом, вроде бы в тот год свирепствовал азиатский. И потерял сознание, когда шел в "Зубрилу", чтобы выпить чашку горячего бульона и чтонибудь съесть.

Погода стояла теплая и облачная. Студенты собирались маленькими группами, разбегались, чтобы тут же собраться вновь, пусть и в другом составе. При пристальном взгляде на отдельные лица возникали самые невероятные мысли. Скорость, с которой слухи из одного конца кампуса достигали другого, приближалась к световой. Всеми любимого и уважаемого профессора истории видели под мостом, плачущим и смеющимся одновременно. Гейл Джерман успела кровью написать два слова на асфальте автостоянки. Оба убийства имели политическую подоплеку и совершили их активисты из антивоенной организации, протестующие против участия американцев во вьетнамской войне. Последнюю версию подняли на смех. Нью шейронское отделение этой самой организации насчитывало лишь семь человек, всех их прекрасно знали. Тогда патриоты внесли уточнение: убийца - ктото из приезжих агитаторов, состоящих в той же организации. Поэтому в эти хмурые, теплые дни мы постоянно выискивали среди нас незнакомые лица.

Пресса, обычно любящая обобщения, поначалу проигнорировала удивительное сходство нашего убийцы с Джеком Потрошителем, и начала рыть глубже, докопавшись аж до 1819 года. Один дотошный журналист из НьюГэмпшира вспомнил про некоего доктора Джона Хаукинса, которые в те стародавние времена избавился от пяти своих жен, используя ему только ведомые медикоментозные средства. Но в итоге газеты вернулись к Джеку, заменив Потрошителя на Попрыгунчика: Энн Брей нашли на пропитанной влагой земле, в двенадцати футах от ближайшей дорожки, но полиция не обнаружила ни единого следа, ни жертвы, ни убийцы. Эти двенадцать футов мог преодолеть только Попрыгунчик.

Двадцать первого зарядил дождь, превратив кампус в болото. Полиция объявила, что на поиски убийцы брошены двадцать детективов в штатском, мужчин и женщин, и сняла с дежурства половину патрульных машин.

Студенческая газета откликнулась яростной статьей протеста. Автор утверждал, что при таком количестве переодетых копов невозможно выявить засланных активистов антивоенного движения.

Спустились сумерки, а с ними и туман медленно поплыл по обсаженным деверьями авеню, проглатывая одно здание за другим. Мягкий, невесомый, но одновременно будоражащий, пугающий. В том, что Попрыгунчик Джек - мужчина, сомнений ни у кого не было, но туман, его союзник, представлялся мне женщиной. И наш маленький колледж очутился между ними, слившимися в безумном объятьи. То был союз, замешанный на крови. Я сидел у окна, курил, смотрел на загорающиеся фонари и гадал, когда же все это закончится. Вошел мой сосед по комнате, прикрыл за собой дверь.

- Скоро пойдет снег,- объявил он.

Я повернулся, воззарился на него.

- Об этом передали по радио?

- Нет. Кому нужен прогноз погоды? Ты когданибудь слышал о земляничной весне?

- Возможно. Очень давно. Бабушкины сказки, не так ли?

Он подошел ко мне, всмотрелся в темноту за окном.

- Земляничная весна - что индейское лето*. только случается гораздо реже. Хорошее индейское лето повторяется каждые дватри года. А вот такая погода, как сейчас, бывает один раз за восемь или десять лет. Фальшивая весна, ложная

------------------------------------------------------

* В России - бабье лето.

весна, точно так же, как индейское лето - ложное лето. Моя

бабушка говорила: земляничная весна - признак того, что зима

еще покажет себя. И чем дольше она длится, тем сильнее

вдарит мороз, тем больше выпадет снега.

- Сказки все это. Нельзя верить ни слову,- я пристально смотрел на него.- Но я нервничаю. А ты?

Он снисходительно усмехнулся, стрельнул сигарету из вскрытой пачки, что лежала на подоконнике.

- Я подозреваю всех, кроме себя и тебя,- усмешка завяла.- А иногда возникают сомнения и в отношении тебя. Не хочешь пойти поиграть в кегли. Готов поставить десятку.

- На следующей неделе контрольная по тригонометрии.

Надо позаниматься, иначе не напишу.

Однако, и после того, как он ушел, я долго смотрел в окно. И даже раскрыв книжку не мог полностью сосредоточиться на синусах и косинусах. Какаято часть меня бродила во тьме, где затаилось зло.

В тот вечер убили Адель Паркинс. Шесть полицейских машин и семнадцать выдающих себя за студентов детективов (среди них восемь женщин, прибывших из Бостона) патрулировали кампус. Но Попрыгунчик Джек, тем не менее, сумел ее убить, развеяв последние сомнения в том, что он - один из нас. Фальшивая весна, ложная весна, помогала ему, укрывала его. Он убил Адель и оставил в ее "додже" выпуска 1964 года. Там девушку и нашли следующим утром. Часть на переднем сидении, часть - на заднем, остальное - в багажнике. А на ветровом стекле он написал ее кровью (это уже факт - не слухи) два слова: ХА! ХА!

В кампусе у всех слегка поехала крыша: мы знали и не знали Адель Паркинс, одну из тех незаметных, но шустрых женщин, без устали сновавших взадвперед по "Зубриле" от шести до одиннадцати вечера, обслуживая охочих до гамбургеров студентов. Должно быть, только в три последних туманных вечера она смогла хоть немного перевести дух: комендантский час соблюдался неукоснительно, и после девяти в "Зубрилу" заглядывали только копы да технический персонал колледжа. Последние пребывали в превосходном настроении: студенты не докучали им по вечерам.

Добавить к этому практически нечего. Полиция билась в истерике, не находя ни малейшей зацепки. В конце концов они арестовали выпускникагомосексуалиста, Хансона Грея, который заявил, что "не может вспомнить", где провел последние вечера. Его обвинили в убийствах, но наутро отпустили, после последней ночи земляничной весны, которая также не обошлась без жертвы: на набережной убили Маршу Каррен.